И все-таки как же хорошо у нее было развито чувство, когда хочешь защитить и сблизить свою семью любой ценой. Эстер мечтала сейчас собрать всех вместе и помирить тех, кто был раньше в ссоре. Чтобы снова все жили, как раньше, в том далеком веке, были дружной и крепкой семьей. Чтобы никто друг друга не огорчал, никто друг на друга не нападал и далее по списку. Неужели так трудно было оставаться настоящей семьей, в которой абсолютно все друг друга ценят, уважают и любят? Неужели просто нельзя быть более терпимыми друг другу, более искренними и благосклонными. Эс всегда умела прощать, это была важная черта ее характера. В силу своего доброго сердца девушка просто не могла долго держать на кого-то обиду. Она всегда прощала даже тех, кто причинил ей большое зло, ведь она была уверена в том, что человек скорее всего сделала это не специально. Всем живым существам свойственно ошибаться, на то они и живые. Кроме того, ошибки - это ценный опыт в жизни любого человека. Недаром ведь говорят, что опыт - это "сын ошибок трудных". А значит, без них невозможно развиваться, невозможно становиться более знающим. Эстер была, пожалуй, единственной из семьи, которая понимала ошибки своих детей и мужа. Она не умела сердиться ни на кого из них, ведь все они были ей одинаково дороги. И, кроме того, Эс даже не представляла, как можно было таить обиду на родного человека? Эти два понятия совершенно не укладывались в ее великодушной головушке.
В склеп еле-еле проникал солнечный свет. Эстер жутко соскучилась по солнцу, каждый раз так приятно ласкающему кожу. На древнего вампира лучи не действовали губительно, ведь они были первыми, а значит выработали определенный иммунитет к солнцу. Тонкая полоска света все-таки проникала в помещение, и Эс старалась сидеть прямо напротив нее, дабы ловить каждой клеточкой тела благодатный свет. За столько лет лежания в этом гробу она была безумно рада вновь выйти на солнце.
Как бы она все-таки сейчас хотела их всех увидеть. Всех вместе. В первую очередь, Майкла, самого ее любимого, самого лучшего, самое ее. Ее и только ее. Эстер, как жуткая собственница и ревнивица, ни с кем не желала делить своего драгоценного мужа. Еще бы, ведь они вместе прошли через огонь и воду, видели и пережили все, что только можно было увидеть и пережить. Они всегда были вместе до этого момента. К сожалению, тот роковой случай разлучил их, но Эс была полна решимости найти мужа. Как никак, а она любила его, каким бы он ни был. Да, Майкл тоже наделал много глупостей по мнению Эстер, но какая, к черту, ей сейчас была разница? Для нее муж всегда был непререкаемым авторитетом, в любом случае. Она почти никогда не шла поперек его слова и делала все, что он ей скажет. Тем не менее, их обоих можно было назвать прекрасной парой, то есть Эс никогда не шла на поводу у Майкла, который в свою очередь тоже не стремился держать девушку на коротком поводке. Их пара была настолько гармоничной, что некоторые наверняка завидовали им.
А еще ей хотелось увидеть Клауса, как ни странно. Ее все того же маленького, ее несносного Клауса, несмотря на все то, что сделал, остающегося прекрасным сыном. Как мать, Эстер простила Клаусу абсолютно все, ведь как она могла обижаться на собственного ребенка? Она считала, что сын не виноват в том, что его таким воспитали. Что ж, это было только упущением его родителей, то бишь Эстер и Майкла. В какой-то мере Эс винила и себя в этом, потому что действительно желала сыну только добра. И кто бы что вокруг ни говорил, она все равно считала его самым лучшим, самым ласковым и добрым. Да, возможно для других он был монстром, напрочь лишенным человечности, но только не для его матери. Эстер наивно верила, что в глубине души Клаус все тот же хороший мальчик, каким был раньше. Сейчас ей просто хотелось встретить его и поговорить с ним, объяснить ему, что он был неправ. Может быть, свою мать он бы послушался, кто знает...
Также Эс категорически не хватило тех нескольки минут, которые она провела с Ребеккой. Дочь куда-то ушла, ей просто надоело сидеть здесь. Девушка тоже подумывала уже уйти отсюда подобру-поздорову, потому все вдруг начали расходиться. Даже мисс Пирс ушла в неизвестном направлении, перед этим кинув едкую фразочку в сторону Эстер. Блондинка пренебрежительно фыркнула ей в ответ, стараясь не воспринимать этот тон всерьез. Она ненавидела, когда с ней так разговаривали, тем более, когда собеседник был моложе ее больше, чем в два раза. Тем не менее, блондинка не стала переходить в состояние агрессивности, а лишь кивнула в ответ Катерине с еле заметной улыбкой на лице. Что ж, теперь в склепе оставались они двое: собственно, сама Эстер и Карен, всей душой желавшая отомстить за что-то Клаусу.
- Эстер, если вы так любите своего сына, то почему вы лежали все это время в гробу? Только не говорите мне, что вы спите в них днем, как в фильме о дракуле. И ваша прикид, он устарел, как моя бабушка, простите, конечно, но это так…
Эти слова очень не понравились Эс. Девушка неодобрительно посмотрела на Карен, после чего, откинув прядь золотисто-пшеничных волос, спокойно ответила:
- Если я лежала здесь, значит так было нужно. И вам не кажется, что это вас не касается? Насчет одежды - да, она немного старомодна. Но я уверяю вас, как только я выйду отсюда, так сразу же побегу в магазин. Я не привыкла отставать от моды.
После продолжительной паузы и разглядывания своих идеально ухоженных ногтей (как будто и вовсе в гробу не лежала!), Эс, вновь переведя взгляд на Карен, продолжила:
- И все-таки я не понимаю, за что вы так ополчились на Клауса?

Солнце было настолько слабое, что даже не могло пробиться через армаду свинцовых пушистых облаков. Лучи не могли проникнуть через них, дабы осветить землю, поэтому сегодня днем было мрачно и казалось, что сейчас лишь раннее утро. А может, так оно и было? Ребекка никогда не следила за временем, она считала, что в ее жизни оно не нужно. Для чего надо было считать минуты, секунды, часы? Она никогда никуда не спешила, а посему и не придавала особого значения времени.
Сегодня она решила зайти к Аяне, дабы занять себя чем-нибудь. В промежутке, чем-то напоминающем своеобразное окно, были подвешены несколько кулонов. Бекка, всегда невероятно любопытная, просто не смогла устоять перед безделушками. Требовалось сделать всего лишь несколько шажков, и теперь она была уже рядом с подвесками. Одна из них ее чем-то заинтересовала - она была более изящной, чем всем остальные и висела на тонкой серебряной цепочке. Сам же кулон тоже был серебряным с причудливыми узорами и небольшим красным камнем вверху. Любуясь драгоценностью, Ребекка и не заметила, как Аяна, стоявшая в это время у костра, подошла сзади и сделала что-то. Кулон вдруг как будто раскалили до предела, настолько он стал горячим. Бекки тут же отдернула от него руку и с укором посмотрела на ведьму.
- Аяна, ты обожгла меня! - непонимающе произнесла девушка.
Что такого было в этом дурацком кулоне, что нельзя было даже дотронуться до него? Ребекка ровным счетом ничего не понимала и пристально смотрела на Аяну, взгляд которой был более-менее мягким и благосклонным.
- Не твое - не трогай, - спокойно произнесла ведьма.
Ребекке хотелось выть от возмущения. Неужели эта безделушка и правда таила за собой что-то такое, что делалась такой ценной, что прямо уж и потрогать ее нельзя было? - Нет, такое мне точно не нужно, - решила для себя Бекка. И только она хотела высказать что-то Аяне, как тут послышался отчаянный крик Ника. Девушка, не успев ничего обдумать, тихо произнесла:
- Это Клаус. Что-то случилось.
И моментально выбежала из шатра Аяны. Это действительно был Клаус. И он был не один, а с Хенриком на руках. Было больно смотреть на своих братьев - один был весь в крови, у другого на лице читалось полнейшее отчаяние, смешанное со слезами. Клаус с Хенриком ушли ночью смотреть на оборотней или делать что-то в этом духе. Это было запрещено, но они все равно ушли в лес. А сейчас, когда все ждали их целыми и невредимыми, они пришли, только не совсем целые. На крик Ника сбежались все, кого Ребекка знала в лицо.
Какое это странное чувство - переживать уход родного человека. До этого девушке еще ни разу не доводилось терять кого-нибудь. Сейчас на сердце вдруг стало так тоскливо и одиноко, как будто бы из него убрали частицу. Да, теперь эта частица никогда уже не вернется на прежнее место, потому что нельзя вернуть к жизни того, кто уже не с нами. Но может быть, ее заполнит кто-то другой? Кто-то похожий на того, кого больше уже нет в живых? Так или иначе, но на данный момент Ребекка ни о чем таком не думала. Она была словно в трансе, практически не двигалась, не кидалась к брату, как мать, но смотрела на все, что происходило вокруг взглядом, полным боли и тоски. Эстер молила Аяну, чтобы она вернула к жизни Хенрика, та не могла этого сделать. Неужели это правда он, ее брат? Неужели это его сегодня ночью растерзали оборотни? Она по-прежнему в это не верила, пытаясь во чтобы-то ни стало отвергнуть мерзкую правду. Последние слова ведьмы стали для Ребекки шоком и одновременно своеобразным моментом выхода из ее "полузомбического" состояния. Она склонилась к Нику, обняла его за плечи и дала волю слезам.